балет драгоценности

Еще четверть века назад балет «Драгоценности», состоящий из трех частей — «Изумрудов», «Рубинов» и «Бриллиантов», был известен лишь узкому кругу специалистов. Постановка Джорджа Баланчина редко появлялась в репертуаре Нью-Йорк Сити Балет, но публика XXI века сменила свои приоритеты, и балет вновь стал востребованным. Хореографа вдохновили витрины ювелирной фирмы Van Cleef and Arpels, и премьера состоялась в 1967 году в Нью-Йорке. В 1999 году балет был представлен Мариинским театром, что привлекло внимание международной публики.

Балет «Драгоценности» демонстрирует путь Баланчина от России до Америки. Родившись в Петербурге, Георгий Мелитонович Баланчивадзе (таково его настоящее имя) получил балетное образование, начал свою карьеру и эмигрировал во Францию, а затем в США. «Изумруды» на музыку Форе олицетворяют Францию, «Рубины» с музыкой Стравинского — Америку, а «Бриллианты» на музыку Чайковского отсылают к России.

Балет быстро стал популярным в Европе. После успеха в Петербурге его включили в репертуар Ла Скала, Парижской оперы, Гамбургского балета и Королевского балета Великобритании. В 2012 году балет дебютировал в Большом театре, для чего в Москву прибыли представители Фонда Баланчина, чтобы обеспечить соответствие стандартам техники и стиля хореографа.

Большой театр создал собственное оформление для «Драгоценностей», следуя традициям Баланчина, но придавая им современное звучание. Сценография Альоны Пикаловой и костюмы Елены Зайцевой подчеркнули великолепие труппы. Уникальная структура спектакля позволяет продемонстрировать мастерство каждого танцовщика.

Многие танцовщики Большого театра прошли «Драгоценности» как школу, начиная с кордебалета и постепенно переходя к сольным партиям. Звезды театра включили в свой репертуар не только одну, но иногда и все три части балета, что стало важной частью их карьеры и позволило шедевру Баланчина стать неотъемлемой частью мирового балетного наследия.

«Изумруды» Баланчина можно рассматривать как его воспоминания о Франции. В них нет ни комфорта, ни моды, а есть нежная и изящная танцевальная ткань, откликающаяся на неясные зовы музыки Форе. В этой части можно уловить реминисценции из русских классических балетов, возможно, преломившиеся через образ его парижской юности, еще насыщенной русской и детской памятью.

«Рубины» контрастируют с первой частью своей энергией и артистичностью. Поставленные с остротой и весельем, они включают пикантную нотку иронии. Здесь Баланчин вступает в азартную игру и диалог со Стравинским, где пикировка хореографии и музыки становится внутренним сюжетом. В то же время, хоть Баланчин и утверждает, что не имел в виду образ Америки, он явно читается — это Америка джазовая, спортивная и жизнелюбивая.

«Бриллианты» представляют собой русскую часть, и дело здесь не только в музыке Чайковского. Это царственный образ петербургского академического балета, вершина искусства, полный восхищения и поклонения портрет, созданный тем, кто уже давно стал великим американцем.